1991 год. Ленинград. Личный кабинет заместителя мэра города. Корреспондент городского телеканала берет интервью у молодого чиновника из команды Анатолия Собчака. В кадре — человек с детским лицом в белой рубашке. За его спиной виднеются оконные жалюзи, телевизор, настольная лампа, телефон, раскрытые папки с бумагами. Типичная обстановка советского офиса. Но кое-чего в нем не хватает. Голос журналиста за кадром сообщает, что еще вчера он видел в этом кабинете бюстик Ленина, а сегодня он уже куда-то подевался. Что же случилось?
«Затрудняюсь ответить, что случилось. Потому, что это, видимо, сделал кто-то из моих помощников, — отвечает чиновник. — Если вас интересует мое отношение к этому человеку, к тому учению, которое он якобы представлял, то я бы сказал [...] что все это не более чем красивая и вредная сказка. Вредная потому, что осуществление или попытка проведения ее в жизнь в нашей стране нанесла последней огромный ущерб. И в этой связи мне хотелось бы сказать о той трагедии, которую мы переживаем сегодня. А именно — трагедии распада нашего государства. Иначе как трагедией это не назовёшь. Я думаю, как раз деятели Октября 17-го года заложили мину замедленного действия под здание унитарного государства, которое называлось Россией. Что они сделали? Они разбили наше отечество на отдельные княжества, которые раньше на карте земного шара и не фигурировали вообще, наделили эти княжества правительствами и парламентами а теперь мы имеем то, что имеем […] В значительной степени это вина тех людей, хотели они этого или нет».
Чиновником питерской мэрии, с такой разгромной критикой обрушившимся на наследие революции и лично Ленина, был 39-летний Владимир Путин. Позже, уже заняв кабинет Президента Российской Федерации, он многократно повторит в своих интервью и выступлениях идею о том, что развал Советского Союза является «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века», и что виновниками этой катастрофы являются авантюристы-революционеры, мечтающие реализовать свои утопические проекты любой ценой, а точнее, ценой демонтажа прежней российской государственности.
Ту же концепцию Путин воспроизводит в своей программной речи от 21 февраля 2022 года, в которой были провозглашены идеологические основы начавшегося спустя три дня вторжения в Украину.
«Итак, начну с того, что современная Украина целиком и полностью была создана Россией, точнее, большевистской, коммунистической Россией. Этот процесс начался практически сразу после революции 1917 года, причем Ленин и его соратники делали это весьма грубым по отношению к самой России способом — за счет отделения, отторжения от нее части ее собственных исторических территорий».
Почему точкой отсчета в этом историческом экскурсе был избран 1917 год? Почему не глубокая древность или, напротив, какие-то более близкие к современности события? Революция стала поворотным моментом, предопределившим, по мнению Путина, вызовы, с которыми сейчас столкнулась Россия. И которые ему как бы предначертано судьбой теперь разрешить.
Что же такого натворила революция? Дальше Путин подробно углубляется в эту тему. Революция посягнула на некий незыблемый тысячелетний порядок вещей — «единую и неделимую» Российскую империю. Она в одночасье упразднила многовековые территориальные завоевания империи, предоставив угнетенным народам право на самоопределение. Вот ее главный «грех».
«...ленинские идеи, по сути, конфедеративного государственного устройства и лозунг о праве наций на самоопределение вплоть до отделения и были положены в основу советской государственности, — говорит Владимир Путин. — ...Здесь сразу же возникает много вопросов. И первый из них, на самом деле главный: зачем надо было с барского плеча удовлетворять любые, безгранично растущие националистические амбиции на окраинах бывшей империи? [...] да еще и наделять республики правом выхода из состава единого государства без всяких условий?»
Похоже, Путин не понимает или делает вид будто не понимает того, что острейший вопрос угнетенных «национальных окраин» Российской империи был одним из движущих факторов всех трех революций начала ХХ века. Порядки царской имперской России изжили себя и назревшие изменения не могли обойти национальный вопрос, который также требовал своего решения. Накопившиеся к 1917 году противоречия ставили вопрос уже вовсе не о том, как и зачем сохранить «единую и неделимую», а о том распасться ли империи на целый ряд национальных государств или найти принципиально новые, гораздо более равноправные условия совместного существования.
Революционеры тех времен искренне верили в возможность нового мира без угнетения, в том числе без имперского угнетения одними народами других — и своей борьбой пытались приблизить приход этого мира. Для Путина признание за народами бывшей империи субъектности — это разбазаривание покоренных в итоге столетних захватнических войн территорий. Тогда как для самих революционеров это было чем-то совершенно противоположным — разрешением назревших противоречий, рожденных в результате тех самых завоеваний. Освобождение народов от имперского гнета было для революционеров воплощением их идей и убеждений о новом, свободном от пережитков прошлого обществе.
«...ленинские принципы государственного строительства оказались не просто ошибкой, это было, как говорится, гораздо хуже, чем ошибка. После развала СССР в 1991 году это стало абсолютно очевидным, — говорит Путин, — ...в результате большевистской политики и возникла советская Украина, которую и в наши дни можно с полным основанием назвать “Украина имени Владимира Ильича Ленина”. Он ее автор и архитектор».
Разумеется, никакой Украины Ленин не создавал. Украина, ее политические движения и народные массы к тому моменту стали уже реальным фактором не только российской, но и международной политики. Признавая за Украиной ее субъектность и право на самоопределение, Ленин лишь признал фактическое положение дел, с которым уже было невозможно не считаться. И Путин не может простить это лидеру большевиков.
Без признания украинской субъектности и права на самоопределение, едва ли было бы возможно пересобрать территории бывшей империи в единое государственное объединение. Ленин очень отчетливо понимал это. Показательно, что в его проекте нового государства даже отсутствовало само слово «Россия» — новое объединение назвали союзом республик, где российской республике отводилось фактически такое же место, как и другим участникам союза. Ничто не должно было напоминать об имперском прошлом. Не предоставив Украине широких национальных прав, удерживать ее в неком подобии «Большой России», о котором ретроспективно грезит Путин, было бы возможно лишь грубой силой. Да и было ли вовсе возможно?
Примечательно, что Путин наиболее агрессивно в своей речи от 21 февраля нападает именно на ранние годы советской власти, когда революционные идеи были свежи, люди — полны энтузиазма, а в политике как никогда до или после того руководствовались принципами и идеалами, а не расчетливым цинизмом. При этом отход от провозглашенных революцией принципов в сталинские времена Путин всячески приветствует как возвращение к некоему «естественному порядку вещей»:
«...сама жизнь сразу же показала, что ни сохранить такую огромную и сложную территорию, ни управлять ею на предложенных аморфных, фактически конфедеративных принципах просто невозможно. [...] [Последующие события превратили] в простую декларацию, в формальность заявленные, но неработающие принципы государственного устройства. Никаких суверенных прав в реальности у союзных республик так и не возникло, их попросту не было. А на практике было создано строго централизованное, абсолютно унитарное по своему характеру государство».
В отходе от революционных идей равноправия наций Путин просматривает возврат к старой-доброй «единой и неделимой» России, и это ему явно по душе. Но полный возврат уже был невозможен. «Революционная скверна» была заложена Лениным в сами основы новой государственности.
«И все же жаль, очень жаль, что из базовых, формально юридических основ, на которых была построена вся наша государственность, не были своевременно вычищены одиозные, утопичные, навеянные революцией, но абсолютно разрушительные для любой нормальной страны фантазии».
Трудно понять, что Путин называет «любой нормальной страной». Если таковыми являются колониальные империи, основанные на кровавых завоеваниях и покорении других народов, то вряд ли такие государства можно назвать нормальными или даже жизнеспособными в данных исторических условиях.
Первая мировая положила конец четырём крупным империям — Османской, Австро-Венгерской, Немецкой и Российской. После Второй мировой ушли в небытие все оставшиеся — Британская, Французская, Португальская, Бельгийская, Нидерландская и Японская. Нет, империализм в ленинском понимании никуда не делся: на смену его колониально-имперской форме пришли более изощренные внетерриториальные формы влияния и контроля.
Единственным государством-гигантом, унаследовавшим почти все территриальные завоевания прежней империи, оставался лишь Советский Союз с его знаменитой ⅙ частью суши. Но пересобрать и сохранить это государственное единство ещё на долгие 70 лет ему удалось вовсе не благодаря имперскому концепту, а напротив — вследствие отказа от него.
Идея союза социалистических республик заключалась как раз в том, что трудящиеся разных народов добровольно объединяются в такой союз для совместного достижения единых целей — построения нового общества без эксплуатации и угнетения. Причем придуманная Лениным модель предполагала масштабируемость этого союза. По его задумке, к союзу должны были присоединяться все новые и новые республики, где побеждала бы революция, а исторической России вовсе не обязательно было оставаться точкой сборки союза. Его центром могла бы стать та же Германия, победи в ней пролетарская революция. Итогом же Ленину виделся союз республик всемирного масштаба.
Более того, изначально создание СССР в формате 1922 года не входило в планы большевиков. Его появление стало результатом провала первоначальных ожиданий — мировой революции. То, что пролетарская революция проиграла в Европе и замкнулся лишь на территории бывшей Российской империи — главная трагедия социалистического проекта ХХ века. Ибо вместе с территорией бывшей империи СССР унаследовал множество трудноразрешимых противоречий и пороков, присущих предыдущему проекту, существовавшему на этих землях.
Замыкание социалистического проекта в рамках бывшей Российской империи закономерно, хотя и не неизбежно, привело к тому, что и внутри и снаружи СССР стал восприниматься неким правопреемником и продолжателем российской государственности. Следствием этого стал рецидив национальных противоречий: когда в укреплении национальных культур и самостоятельности республик центральная власть стала видеть угрозу единству проекта, а в русской культуре и государственной преемственности — своего рода цементирующую основу.
Было бы возможным возрождение этих тенденций, если бы очертания социалистического государства сложились в других конфигурациях и не походили бы на прежнюю имперскую Россию? Вероятно, это была бы совершенно другая история. Но в случае с СССР вышло так, что несколько поколений людей как внутри страны, так и за рубежом выросли с уверенностью, что слова «Союз Советских Социалистических Республик» и «Россия» — это практически синонимы. Путин — один из таких людей.
«Ведь что такое распад Советского Союза? Это распад исторической России под названием Советский Союз» — заявил Владимир Путин в документальном фильме «Россия. Новейшая история» в декабре 2021 года.
Едва ли не единственный позитив, который видится Путину в советском проекте — это то, что он как раз замкнулся в рамках бывшей Российской империи и со временем, отойдя от первоначальных «утопических» принципов, вновь приобрёл часть ее черт, став наследником Российской государственности. Иными словами, он превозносит как раз самые реакционные черты СССР, которые тот приобрел в ходе своего сложнейшего становления. И подвергает критике те идеи, на которых союз основывался — равенство и братство всех народов, подлинный интернационализм, ненависть к самодержавию и великодержавности, ненависть к хищничеству и захватническим войнам, подлинный демократический дух, приводящий в политику многомиллионные народные массы.
Характерно, что и победа Советского Союза над нацистской Германией, в интерпретациях, на которых выстраивается современный российский национальный миф, является для Путина не победой идей гуманизма и эгалитаризма над идеями радикального антиэгалитаризма и антигуманизма, не победой жертвы агрессии над агрессором. В нынешней государственной мифологии — это победа «исторической России» над Германией, над Европой, над Западом. Триумф российской государственности и расширение ее границ. Точно так же как революция и выход из Первой мировой — не отказ участвовать в империалистической бойне, а позорная капитуляция «исторической России», предательский нож в спину государства от фанатиков-утопистов. Покушение на российскую государственность и ее полураспад.
«Большевики в ходе Первой мировой войны желали поражения своему отечеству, и когда героические русские солдаты и офицеры проливали кровь на фронтах Первой мировой войны, кто‑то раскачивал Россию изнутри и докачался до того, что Россия как государство рухнула и объявила себя проигравшей — проигравшей стране [Германии]. Чушь, бред, но это случилось, это полное предательство национальных интересов! Такие люди есть у нас и сегодня», — сказал Путин в августе 2016 года в молодежном лагере Селигер.
Из приведенных выше цитат, нетрудно догадаться, насколько искренне Путин винит в бедах России «проклятье революции». Если в современной Украине советский проект обвиняют в том, что он был «слишком Россией», то Путин именно это [если не исключительно это] в советском проекте ценит. Если в Украине говорят, что Ленин не дал украинцам подлинного самоопределения, Путин обвиняет его в противоположном — что он дал Украине слишком много свободы.
Вернемся к вопросу, которым мы задались в начале. Почему программная речь российского президента перед вторжением стала настоящим пасквилем в адрес революции? Потому, что именно в революции ему видится истинный корень злоключений России. Но теперь он не просто обвиняет Ленина в предательстве России и преступлениях против ее имперской целостности. Путин решает, что пришла пора исправить ленинские «хуже чем ошибки» и отмотать назад право украинцев на самоопределение — это «трижды проклятое» наследие революции.
«Вы хотите декоммунизацию? Ну что же, нас это вполне устраивает. Но не нужно, что называется, останавливаться на полпути. Мы готовы показать вам, что значит для Украины настоящая декоммунизация.»
24 февраля российские танки войдут на территорию Украины, чтобы лишить ее народ государственности — одного из важнейших завоеваний революций начала прошлого века.